Клюев Евгений - Книга Теней
ЕВГЕНИЙ КЛЮЕВ
КНИГА ТЕНЕЙ
Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя…
Книга Песни Песней Соломона (3, 2)
Глава ПЕРВАЯ
С.Л.
Господин Статский! Господин Статский!
М да, неуместное довольно обращение тем более здесь и теперь: на одном из московских бульваров, по самое некуда занесенном снегом, шестнадцатого января тысяча девятьсот восемьдесят третьего года…
Высокий и очень худой молодой человек по фамилии Ставский, одетый до крайности модно и потому вполне нелепо, даже не сразу понял, что это к нему обращаются. А обращались между тем несомненно к нему, поскольку прозвище "Статский" было его прозвищем. Однако "господин"… Все таки пришлось обернуться и увидеть старушку с мальчонкой, бежавших за ним по бульвару, причем мальчонка исправно спотыкался, правда, без последствий.
В чем дело? спросил "господин Статский", решив почему то сделать вид, что дореволюционное это обращение нисколько его не удивляет, как не удивляет и то, что странной парочке известно его прозвище.
А старушка, приблизившись, оказалась старушенцией и пакостной, надо сказать. Прежде всего, выглядела она очень грязной: на коричневом сморщенном лице темные какие то разводы, черное пальто забрызгано грязью, резиновые сапоги измазаны свежей глиной… Откуда все это, когда кругом давно уже снег?.. Зато на плечах у старушенции была прекрасная черная шаль с японскими, вроде бы, цветами новехонькая, только что из магазина: сбоку еще этикетка болтается.
Все это как то само собой быстро увиделось, а тем временем чумазый мальчишка споткнулся около него, кажется, уже в последний раз и плюхнулся в снег. "Господин Статский" кинулся поднимать его и с ужасом обнаружил, что и не мальчишка это вовсе, что карлик это вовсе причем карлик преклонного возраста. Пальто ему было велико, и брюки были велики, ботинки здорово велики, между прочим (вот почему он спотыкается каждую минуту… да).
Дяденька! тонким, ультразвуковым каким то голоском пропищал карлик. Дай на мороженое, етит твою мать!
Мороженое зимой есть вредно. Ставский мужественно продолжал относиться к нему как к ребенку…
…малолетнему, неизвестно к чему сказала старушенция и добавила нежным басом: Мой сын. Сто лет. При этом бурые зубы ее торчали вперед и глядела она непременно цыганскими глазами.
Так, слушаю… от всего сразу поежился Ставский.
Ща, я токо высморкаюсь. Зажав нос двумя грязными пальцами, она проделала ловко и гадко важное это дело ("Фу ты… чтоб тебя!" отвернулся Ставский). Ну вот, милок. Денег я у тебя взять хотела.
Сколько? поинтересовался милок, денег давать, разумеется, не собираясь.
Все какие есть.
Понятно, понял милок, отстраняя карлика, уже самозабвенно игравшего брелоком на молнии его куртки. Карлик сразу оскорбился и заявил:
Куртка у тебя дутая, сапоги дутые и сам ты весь дутый.
Ну ну, поощрил его Ставский и отправился было восвояси, но настиг его старушечий нежный бас: "Погибнет душа твоя, господине". И замер Ставский, и было ему от чего замереть, потому что как раз об этом думал он, идя по Суворовскому. Кажется, даже успел сказать себе: "Погибнет душа твоя…"
Откуда Вам известно мое прозвище? Ставский обернулся.
Удивляться лучше вовремя, скучно сказала старушенция. Цыганка я, вишь. Погадать?
Не надо. И опять хотел уходить.
Чего ж тебе надо? Воланды на дороге не валяются. Старушенция смеялась беззвучно. Ставский вздрогнул.
Дядь, а сапоги такие где достал? заора
